Права людини

ТАКИМ ЗАПОМНИЛСЯ НА ВСЮ ЖИЗНЬ

Написано 14 декабря 1990 г.- 30 лет назад.

«Таким и остался в памяти…»

Сахаров А.Д. До сторіччя з дня народжененя

Заливная, Луганск, 14.12.1990 г.

Написано 14 декабря 1990 г.- 30 лет назад.

«Таким и остался в памяти…»

Год назад не стало на земле Андрея Дмитриевича Сахарова – великого человека и гражданина.

Он мог бы прожить и дольше…

Людям так его не хватает.

Но ему не дали возможности жить дольше.

Его, секретного физика, замалчивали. Его, протестующего гражданина, ссылали. Его, народного депутата, останавливали. А он все шел и шел через зал к трибуне, говорил и говорил в лицо негодующему в своем невежестве, топающему и шикающему залу правду.

Таким и остался он в моей памяти: с ясным взглядом ребенка, с наивностью честного человека, с мудростью усталого старца. Впрочем, старцем он показался мне только в первый момент, когда я увидела его на заседании Межрегиональной депутатской группы.

Было это 9 декабря 1989 г. в здании на проспекте Калинина, 27.

…Если бы знать, если бы ведать, что через пять дней его не станет…

Просматриваю свои записи, сделанные на том заседании.

Вот обстоятельный доклад Ю.Н. Афанасьева, вот энергичная речь Б.Н. Ельцина. Вот мягкое, деловитое выступление Г.Х. Попова, решительное и ироничное – Н.И. Травкина. Школа демократии для нас, впервые попавших на этот праздник ума.

А вот – первая реплика Андрея Дмитриевича. Он предлагает включить в повестку дня вопрос об отмене Постановления Верховного Совета о продлении до 18 месяцев срока содержания под стражей во время проведения следствия. Он был верен себе, этот правозащитник. В горячие предсъездовские дни (накануне открытия 2-го съезда Народных депутатов СССР) его мысли были там, рядом со страдающими людьми. Тогда и показался он мне старцем: негромкий голос, усталый вид, согбенная фигура. И тут же, на этом заседании, его четкое, убедительное выступление. Было оно посвящено самому горячему на сегодня, в конце 1990 года, вопросу: о национально- государственном устройстве страны.

Каким же виделось оно великому гражданину?

Уже тогда он говорил о «срочной необходимости национально-конституционной реформы», иначе центробежные силы в государстве разрушат его.  Разве сейчас мы не убеждаемся в справедливости его пророчества? Уже тогда было срочно. Сейчас, кажется, уже поздно.

Вот они, тезисы его выступления тогда:

1. Самоопределение и равноправие наций.
2. Новый Союзный договор.
3. Срочное образование комиссии по национально-конституционной реформе на втором Съезде и вынесение проекта решения на третий Съезд народных депутатов.
4. Субъектами Договора должны быть независимые республики-государства
5. Вхождение в Союз только на основе референдумов по республикам.
6. Республика – единственная национально-территориальная единица.
7. Разработка предварительно до Договора новой союзной Конституции.
8. С решением этого вопроса уложиться между тремя точками времени: 2-й Съезд, 3-й съезд, чрезвычайный съезд, иначе будет поздно.
9. Тип устройства нового Союза – не федерация, а конфедерация.

Сейчас, через бурный год водоворота событий, поражаешься глубине сахаровской мысли: срочно, референдум, конфедерация .Кажется, опять опоздали и опять делаем не так. Не прислушались вовремя к умным речам, а в последний день его жизни не дали слова договорить.

Свое отношение к услышанному проекту я попыталась выразить на следующий день, в перерыве между заседаниями. Он обернулся ко мне, и я увидела, что он совсем не старик. Ясные, с искринкой, голубые глаза, приветливое лицо, уважительное внимание.

… Если бы знать, если бы ведать, что скоро его не станет…

Елена Георгиевна, его ангел-хранитель, пожаловалась, что, идя впереди человеческого мнения, «он на себя все шишки собирает». А через несколько дней он так и погиб, как в бою, идя впереди.

«…Я пошел отдыхать. У меня завтра трудный день. Предстоит трудный бой на Съезде», – последние его слова, дошедшие до этого мира. Внешне мягкий и беззащитный, Сахаров был решительным и мужественным человеком. На этом же совещании МДГ на следующий день разгорелась дискуссия о листовке с призывом провести двухчасовую общесоюзную политическую забастовку. Среди подписавших ее нескольких депутатов был и А.Д. Сахаров. Все понимали, что общесоюзной акции не получится, но все-таки пришли к выводу, что начинать когда-то надо. И действительно, через полгода шахтеры провели политическую забастовку, и это было воспринято с пониманием.

А тогда… Тогда встал Сахаров и, выйдя к  трибуне,  горячо защищал право на такую забастовку. «Забастовка – это наиболее четкая форма, однозначно выражающая мнение людей».  «МДГ признает за своими членами право на политические акции в индивидуальном порядке… МДГ поддерживает предложение депутатов о проведении политической предупредительной забастовки… Ситуация со вчера изменилась[1]),мы должны встать против реакции …»,  –  это политические и гражданские уроки Андрея Сахарова с того последнего в его жизни демократического совещания.

А далее – был второй Съезд, где он восставал, боролся против реакции. Он готовился к трудному бою на пятницу, 15 декабря. Но вечером в четверг его не стало. Не выдержало сердце человека, измученного неправедностью.

Неправедностью пытались умалить значение даже самой его смерти.  В день похорон, в понедельник 18 декабря, съезд продолжал работу, как будто ничего не случилось. В день прощания, 17 декабря, время доступа к покойному во Дворец молодежи было ограничено властями с 12 до 17 часов. Но партократы просчитались: прощание затянулось далеко за полночь, где-то до трех часов утра. Пришли прощаться сотни тысяч людей. Были мороз, мокрый снег, вьюга, ко Дворцу вытянулась многокилометровая скорбная очередь. Люди шли и шли, мерзли на ветру и снегу. Став в очередь где-то в начале третьего, мы попали в зал, где был покойный Андрей Дмитриевич, лишь около 9 часов вечера. Море цветов, море горя. Сидит у изголовья Елена Георгиевна, отрешенная, ничего не видящая. Жена, оболганная нашей прессой, женщина, вынесшая тяготы гонения, как и ее великий муж. Еще несколько дней назад, быстрая и сметливая, она радовала своей энергией, а теперь окаменела в горе, как будто сама была не от мира сего.

Больше увидеть лицо Андрея Дмитриевича мне не пришлось. На следующий день его хоронили. Шла громадная процессия к Лужникам, там была намечена гражданская панихида. Как раз к тому времени властям удалось ущемить знаменитые митинги в Лужниках. Но их атмосферу все же удалось воспринять в тот день.

Вся площадь постепенно заполнялась народом. Мы со знакомыми москвичами, знавшими здесь каждую тропинку и каждый мост, пришли пораньше, чтобы быть поближе к трибуне. Кино- и фотокамеры, пресса, автобус телевидения, микрофоны… Все от края и до края заполнено народом. Стоит на трибуне с непокрытой седой головой Попов, рядом сильной волевой фигурой возвышается мрачный Ельцин (какой контраст с его искренней, обезоруживающей улыбкой, когда у него на душе спокойно!), не менее внушителен такой же грустный Афанасьев, весь в хлопотах Мурашов…

Люди стоят со знаменами, среди которых глаз особо выхватывает российский трехцветный и украинский жовто-блакитный флаги.  Многие – с цветами, свечами, держат портреты Андрея Дмитриевича. И очень многие держат в поднятых руках крест-накрест перечеркнутую цифру «6».. Всем понятный знак: отменить 6-ю статью Конституции, закрепляющую право КПСС на безраздельное господство над страной. Требование, на котором настаивал и Андрей Дмитриевич.

Наконец, люди заволновались, – подходят! Но из-за большого скопления людей долго не удавалось пронести тело покойного поближе к трибуне. Напрасно старался у микрофона Попов, напрасно включалась в уговоры Елена Георгиевна – яблоку негде было упасть. Обращались к нарядам милиции, вместе с войсками спецназа и просто солдатами густо разделившим площадь на зоны и квадраты. Наконец, проход образовался. Тело вносили под звуки полонеза Огинского  «Прощание с родиной».

После этого звучали речи – проникновенные, скорбные, прощальные. Читал стихи Евтушенко («Забастовка сердца»), брала за душу речь Станкевича («Прости нас, Россия»). Кратко и по-христиански проникновенно прозвучало выступление Собчака, горячо и звучно – Евдокии Гаер. Эти и другие депутаты прервали на пару часов свою работу на Съезде и пришли попрощаться с коллегой. Выступали сотрудники, знакомые, другие депутаты, зарубежные представители. Вот – личный представитель Валенсы, вот – представитель Италии, а вот – Ландсбергис, который на сегодня станет тоже почти зарубежным представителем. Проезжавшие по насыпи поезда давали прощальные гудки.

Снег под ногами проседал и таял не от тепла – от давления такой массы людей. И мы, вытягиваясь на цыпочках, чтобы через головы людей видеть трибуну, чуть переступали в сторону, на еще не просевший слой снега, чтобы быть повыше.

Много славных имен и лиц в тот скорбный час прошли перед нами. Слезы закипали на глазах. В один из моментов стадион замер, сердца всех бились, как одно. Все молча подняли руки на вопрос выступавшего Гавриила Попова: «Я вижу, многие из вас держат перечеркнутую цифру «6». Надо понимать, что это  – требование включить в повестку дня Съезда  вопрос об отмене статьи 6 Конституции. Правильно? Тогда кто «за» – прошу поднять руку» До самого края, до самой насыпи поднялся лес рук. «Спасибо», – ответил Попов. Тогда даже поставить об этом вопрос, даже поддержать его столь своеобразным народным референдумом – был подвиг. И мы, незнакомые люди, объединенные этой смертью, почувствовали объединение и общей идеей противостояния тоталитаризму.

Увозили Андрея Дмитриевича со стадиона под звуки «Адажио» Альбинони. Елена Георгиевна сказала в микрофон: «Звучит «Адажио» Альбинони. Андрей Дмитриевич очень любил эту мелодию». И до меня дошло тогда, что это был высококультурный человек. Не каждый ученый, физик доберется до итальянской мелодии 18-го века.

Да, ушёл из жизни незаурядный человек.

Физик и знаток музыки. Создатель водородной бомбы и борец за мир. Лауреат Нобелевской премии и изгнанник у себя дома. Трижды Герой Социалистического Труда и правозащитник. Неполитик и депутат. Беззащитный в своей искренности человек и далеко смотрящий вперед гражданин.

Гражданин страны, погубившей его раньше времени.

Но погиб ли он?

Его слова об Афганистане через полгода стали мнением всего народа, важным политическим шагом государства. Его мысли о реформе страны становятся задачей сегодня. Его надежды на переустройство общества станут реальностью завтра. Его слова, слова одиноко идущего к трибуне человека, упали на благодатную почву. Душа народа просыпается. Это то, что удалось мне высказать ему в ту незабываемую короткую встречу.

А он говорил мне о необходимости объединения демократических сил. Если бы знать, что несколькими днями позже эти слова для меня приобретут характер политического завещания…

Если бы знать…

Заливная, Луганск, 14.12.1990 г.

Речь идет о Пленуме ЦК КПСС 9.12.1989 г., где произошел, как рассказал вернувшийся с Пленума  Б.Н. Ельцин, правый поворот. Реакция пошла в наступление именно тогда. Сейчас это все очевидно. Б.Н. Ельцин и МДГ правильно оценили ситуацию – авт..[1]

Речь идет о Пленуме ЦК КПСС 9.12.1989 г., где произошел, как рассказал вернувшийся с Пленума  Б.Н. Ельцин, правый поворот. Реакция пошла в наступление именно тогда. Сейчас это все очевидно. Б.Н. Ельцин и МДГ правильно оценили ситуацию – авт..[1]